Петербургский сыск. 1874 год, апрель - Игорь Москвин

Миша откинулся на скамью экипажа и приказал ехать на Сергиевскую улицу к дому, где располагалась Пожарная команда. Задержались только на мосту через Екатерининский канал, у телеги, перегородившей дорогу, отвалилось колесо, но бородатые мужчины, видимо приехавшие из деревни, торговать, довольно шустро все сладили и экипаж, в котором сидел Жуков, продолжил путь.

Расплатившись с извозчиком, Миша направился к дворнику дома господина Ромолова, резонно решив, что вначале необходимо поговорить с теми, кто мог наверняка видеть молодого человека в тёмном пальто.

Дворник мел и без того чистый тротуар. Тёмная борода с седыми полосками двигалась в такт голове. Чтобы не было утомительно выполнять работу, мужчина подпевал себе.

– Здравствуй, – Миша остановился напротив дворника, который поднял голову и прищурился. Солнечные лучи ударили по глазам.

– Здравия желаю, Ваше, – дворник ладонью прикрыл лоб и наклонил голову, чтобы лучше видеть господина, прервавшего работу, – Благородие.

– Скажи, Фёдор, – Иван Дмитрич хорошо подготовил Жукова, снабдив не только адресами, именами, но и обрисовал всех, с кем пришлось беседовать штабс—капитану, – каждый день метёшь у дома?

– Так точно, – дворник не выказал удивления, что незнакомец знает его имя.

– Значит, видишь все, что происходит по соседству с домом?

– Извините, а вы кто такой будете?

– Я – агент сыскной полиции, – сказал Миша, скрестив руки.

– Не сочтите за недоверие, но можно краешком глаза на жетон ваш посмотреть?

– Недоверчивый ты, Фёдор!

– Так, всякое бывает, – отозвался дворник и, прищурив глаз, сказал, – вот намедни один такой, – спохватился и быстро проговорил, – я не про вас, на соседней улице крутился, а ночью в квартиру господина Силькина залезли. Теперь Ваську пристав в подозрении держит.

– Ты говори, да не заговаривайся, – вспыхнул Миша. – я тебе не кто—то, а агент сыскной полиции Михаил Силантьевич Жуков.

– Ежели так, – протянул дворник.

– Все замечаешь?

– Не без этого.

– И конечно, всех квартирантов знаешь?

– Оно так.

– Николая Алексеевича Реброва?

– Конечно, – дворник насторожился.

– Племянников его знаешь?

– И их тоже.

– Значит, знаешь Сергея Мякотина?

– Видел.

– Что о нем можешь поведать?

– Дак, – лицо дворника обрело сконфуженный вид и он поправил на голове лёгкую шапку, – молодой больно, я ж слежу, чтоб не набедокурили, что мне? Уходит тихо, приходит тенью, вона может Катька, что скажет, и пояснил, – служанка Николая Алексеевича.

– С ней я тоже поговорю, но что про Сергея Мякотина расскажешь? С кем дружен? Кто к нему приходил? Может, кто спрашивал?

– Дак, что рассказывать, – Фёдор пригладил бороду вокруг рта, – тихий он, бывает не часто, но по нескольку дней. С кем приходил? Дпк, я его всегда одного видел, мимо меня никто бы не прошмыгнул. Хозяин, господин Ромолов, с меня бы шкуру за такие дела снял.

– Что строг?

– Ясное дело, говорю, шкуру снимет.

– Скажи, когда ты Мякотина в последний раз видел?

– Я говорил, – дворник прикусил язык, хотя тот, первый, тоже сыскной агент, но ведь сказал, никому не слова, поправился, – я говорю, почитай с четвёртого апреля я молодого барчука и не видел.

– Четвёртого с утра, вечером, когда?

– Нет, часов восемь было.

– Как час узнал?

– Дак, рядом, – Фёдор удивился вопросу и махнул в сторону рукой, – Спасо—Преображенский собор, вот по колокольному звону время и узнаю.

– Значит, в восемь, – и Жуков посмотрел в сторону, в которую махнул рукой дворник, – никого с ним не видел?

– Я же сказал, что нет.

– Может, кто его ждал?

– Нет, – скривился Фёдор, словно от зубной боли, – нет, нет, постой, – панибратски произнёс дворник, но потом опомнился и искоса посмотрел на сыскного агента, заметил ли тот его оплошность, – как же я сразу не вспомнил.

– Давай, давай.

– На том углу, – он указал на дом, который занимала Пожарная команда, – ждал его кто—то.

– Кто?

– Почём я знаю? – вырвалось у дворника, он снова искоса взглянул на сыскного агента, боясь нервической вспышки, какие были обыденным делом у господина Ромолова.

– У тебя глаз намётанный, – подбодрил Фёдора Жуков, не обращая внимания на дерзкие слова, – все подмечаешь, вспоминай, – настаивал Миша.

– В пальто был, – начал Фёдор и замолк.

– Ну, это не новость, каждый второй ходит.

– Мне почудилось, что пальто с чужого плеча.

– Отчего?

– И длинно слишком уж было, и плечами велико.

– Так, так, а может и хозяина пальто успел рассмотреть.

– Ростом с Мякотина будет, белобрысый, – дворник наморщил лоб, припоминая, – далеко он стоял, так что его толком не рассмотрел.

– Усы, родинки, шрамы, наконец, – подстёгивал память Фёдора Жуков.

– Ваше Благородие, далеко было, лица не помню.

– Волосы, как причёсаны, были?

– Уши закрывали и пробор вот так, – дворник показал на своей голове с левой стороны.

– На ногах что было?

– Вот этого я не приметил.

– На голове что надето было?

– Дак, он с непокрытой головой стоял, от этого я цвет волос и разглядел, а шапку там или фуражку? Может, он в руках держал? Так я не заметил.

– Понятно, а незнакомец в одиночестве Мякотина ожидал?

– Да, – после некоторой задумчивости нерешительно произнёс дворник.

– Да или? – Настаивал Жуков.

– На углу стоял один, а далее, – передёрнул плечами Фёдор, – кто знает?

– Ранее ты этого молодого человека не замечал?

Дворник посмотрел на угол дома Пожарной команды.

– Пожалуй, нет.

– Значит никто Сергея Мякотина не спрашивал?

– Никто.

– Четвёртого в квартире Венедикта не было?

– Венедикта? – На лице появилось удивлённое выражение, словно хотел спросить, что за птица такая, Венедикт?

– Брат Сергея.

– А, – протянул Фёдор, – нет, его не видел, да он так редко бывает, что я и имя запамятовал.

– Хорошо, теперь скажи, случаем господин Касьянов не появлялся.

Фёдор вздрогнул и втянул голову в плечи, Жуков это для себя отметил.

– Никак нет.

– Хорошо, Катерина, – Миша указал на окна квартиры Реброва, – никуда не отлучалась?

– Никак нет, – с лица дворника исчезло выражение насторожённости, – она редко выходит.

– Хорошо, – сказал агент сыскной полиции и, погрозив пальцем, добавил тихим голосом, – ты думаю, понимаешь, что наш разговор остаётся в тайне для всех, иначе.

– Эт понимаю.

– Катерина в квартире? – ещё раз уточнил Миша.

– Так точно.

– Смотри у меня, – погрозил сквозь зубы, но как—то беззлобно Жуков и направился в квартиру господина Реброва.

Катя открыла дверь, на ней было ситцевое платье в мелкий красный цветочек, распущенные волосы подчёркивали широкие скулы, которые, однако, не портили красоты женщины.

– Вы к господину Реброву? – равнодушно спросила женщина.

– Нет, Катя, я к тебе, – улыбнулся Миша.

– Прошу, – Катя ступила в сторону, приглашая незнакомца пройти в квартиру, даже не выказав при этом удивления.

– Меня зовут Михаил Силантиевич, – произнёс Жуков, когда они вошли в гостиную, – и я – агент сыскного отделения, – женщина только махнула головой, памятуя, что ей говорили служанки, кухарки из соседних домов, «теперь начнут ходить», вот и получается: вчера был, сегодня новый пришёл, так и поведётся, – и меня больше интересуешь ты.

– Или Сергей, – тихо сказала Катя.

– Да, ты права, я больше заинтересован в Сергее Мякотине.

– Царство ему небесное, – Служанка перекрестилась.

– Ты, стало быть, все знаешь?

– Вчера узнала от вашего, – она запнулась, – штабс—капитана.

– Да, я знаю, поэтому неё буду отнимать много времени, вот ты говорила, что в день отъезда Мякотина—сына видела, как его на улице кто—то ждал.

– Да.

– Так вот, не припомнишь кто?

– Помню только тёмное пальто.

– Темное? Это какое – чёрное, серое, синее?

Женщина задумалась.

– Хорошо, у какого окна ты стояла?

Катя указала рукой, Миша подошёл к окну и выглянул на улицу. Место, которое указал ранее дворник, находилось почти напротив.

– Катя, ты стояла здесь, когда Мякотин встретился с незнакомцем.

– Ваша правда.

– Подойди, – служанка несмелыми шагами приблизилась к Жукову. – Он стоял вон там, – Миша указал рукой на угол дома.

– Да.

– Теперь закрой глаза и подумай о том человеке.

Катя послушно выполнила.

– Что ты видишь? Только не открывай глаза.

– Я, – служанка сжала губы и потом сказала, – высокий, в сером пальто, в руках теребит шапку, может что—то иное, светловолосый, – она умолкла.

– Лицо?

– Круглое, мне кажется, и ещё, – она открыла широко глаза, – брови.

– Что с ними?

– Тёмные.

– Тёмные? – Не понимающе спросил Миша.

– Волосы на голове светлые, а брови тёмные.